XI Санкт-Петербургский международный фестиваль «Опера — всем» возвращается к привычному расписанию: Петропавловка услышит первые аккорды в день своих святых покровителей. В жизни музыкального руководителя фестиваля Фабио Мастранджело тоже все стабильно, и даже с капризной питерской погодой он научился мириться.
— Расскажите, пожалуйста, чуть подробней про программу этого года.
— Начинаем мы, как и в предыдущие допандемийные годы, 12 июля. Два года до этого из-за ковида начинали позже, хотели иметь возможность для маневра, для того, чтобы пришло как можно больше людей. В этом году возвращаемся к 12 июля — Дню святых апостолов Петра и Павла. Открываем фестиваль оперой Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане». Дальше идут «Ромео и Джульетта» Гуно, «Царь и плотник» Лорцинга, и закроем фестиваль 24 июля в Пушкине перед Екатерининским дворцом «Золушкой» Россини.
— Как минимум две из этих опер — довольно редкие, не идущие ни в одном из театров города. Почему вы решили за них взяться?
— Во-первых, потому что у нас и так город непростой, в хорошем смысле. Сказывается присутствие Мариинского и Михайловского театров, «Санктъ-Петербургъ Опера» — высокая концентрация оперного искусства. И в театре «Мюзик-Холл» мы очень многое ставили: оперы «Дон Паскуале», «Волшебная флейта», оперетту «Летучая мышь», собираемся ставить «Травиату» и «La Rondine» Пуччини («Ласточка»). Конечно, хочется показать уникальные, редкие произведения.
Именно в этом году у нас будет представлена опера Лорцинга «Царь и плотник». Мы думали над постановкой минимум пять-шесть лет, и наконец нашелся стопроцентный повод — юбилей Петра I. Проект реализуется при поддержке Президентского фонда культурных инициатив.
Не припомню, чтобы «Ромео и Джульетта» Гуно шла в городе. Я же, наоборот, знаю ее очень хорошо: дирижировал ее на Arena di Verona, был музыкальным руководителем постановки 2011 года. И также был музыкальным руководителем, когда ее ставили в Москве в «Новой опере» с Арно Бернаром, моим близким другом, французским режиссером, который неоднократно сотрудничал с Мариинским театром. Конечно, «Сказка о царе Салтане» шла в Петербурге, но, мне кажется, ее показывали давно. Мы заполним этот пробел. И для нас очень важно, что это фестиваль именно русской оперы, поэтому мы всегда ищем русское решение.
— Можно ли сказать, что год от года становится сложней составлять программу? И нужно ли соблюдать баланс: искать, с одной стороны, не совсем заезженные произведения, с другой — любимые публикой?
— Я не могу сказать, что мы ощущаем какие-то сложности. Наоборот: возможно, это прозвучит так, будто я сам себя хвалю, но на деле я хвалю команду, которая создала этот фестиваль: из «Опера — всем» мы сделали бренд, и люди ему верят. Процесс выбора произведений с годами становится легче. Конечно, мы сами заинтересованы в том, чтобы были интересные названия — может быть, менее популярные, но не менее красивые и эффектные в музыкальном смысле. Знаем, что люди с нетерпением ждут фестиваля и даже приезжают из других городов России, например из Новосибирска, Екатеринбурга, Омска, не говоря уже о городах, которые расположены ближе к Санкт-Петербургу. Я считаю, это наша большая победа — создать такой фестиваль, который до сих пор остался единственным оперным open air со свободным входом на территории Российской Федерации. Мы думали, что нас будут копировать, но этого не случилось. Пока мы в одиночестве.
— Действительно ли будет свободный вход? «ВКонтакте» жалуются, что два года назад пускали по билетам. Или речь идет только про VIP-места?
— Я сейчас буду говорить жестко: как можно возмущаться тем, что пускали по билетам, когда в мире шла пандемия ковида? Эти билеты были способом проконтролировать количество людей. Мы боролись за то, чтобы фестиваль в любом случае состоялся и чтобы максимальное число зрителей смогло в нем участвовать. Благодаря тому, что мы приняли решение сделать его на месяц позже, совершенно случайно совпали с распоряжением губернатора разрешить мероприятия с большим количеством людей в парках, театрах и так далее.
— Как вы справляетесь с тем, что на открытой площадке звук улетает вверх? Или с этим не нужно бороться, а это даже симпатичная специфика open air’ов?
— Это деталь, на которую можно смотреть с разных точек зрения. Понятно, что любая опера, концерт или вообще творческое произведение в закрытом помещении звучит обычно лучше. Но хочется, чтобы его увидело и услышало больше зрителей, поэтому приходится идти на жертвы в таких моментах, как акустика. Мы делаем фестиваль много лет, набрались опыта и пытаемся сильно минимизировать проблемы. У нас отличный звукорежиссер, он знает, как отрегулировать все колонки, в этом смысле мы достигли компромисса. Конечно, звук не настолько идеальный, каким может быть в помещении, но и не плохой. И да, можно сказать, что это симпатичная специфика. Нормальные слушатели понимают, что на открытом воздухе невозможно ждать тонкостей акустики Ла Скала или Метрополитен.
— Как часто вы перед фестивалем начинаете проверять прогноз погоды?
— Я уже перестал. Привык. Вообще сама идея придумать этот фестиваль была в большой степени сумасшествием — мои друзья говорят, что я безумный дирижер. Когда я начал размышлять, каково это — делать open air в Санкт-Петербурге,— конечно, думал и о таких местах, как Брегенц или Савонлинна, северных европейских городах, где погода немногим лучше, чем в Северной столице. Факты меня оправдали: за десять лет и множество постановок только три раза мы не доиграли до конца из-за ливня и шквального ветра, это меньше 10%. Люди религиозные верят, что Господь Бог нас любит и помогает спектаклям состояться. В любом случае — пока нам везет. Погода — это момент, который вообще нельзя проконтролировать, поэтому не стоит переживать заранее.
— Кронштадт впервые появится в программе фестиваля?
— Впервые, да. Мы давно об этом думали, хотели выступить в Кронштадте, потому что Якорная площадь — площадка очень красивая. Конечно, логистически работать в Кронштадте сложнее, чем в иных локациях Санкт-Петербурга, но, с другой стороны, она настолько хороша, что это стоит экстраусилий.
— Как вы решаете вопрос с репетициями в том же самом Кронштадте?
— Мы, конечно, репетируем всё у нас в театре в Санкт-Петербурге, все четыре произведения. Кронштадт становится просто плацдармом: за день до спектакля туда привозят декорации, строят сцену, а в день постановки идет репетиция. Мой коллектив, оркестр «Северная Симфония», уже привык к этому, для нас это обычный процесс, наличие новой площадки нас не смущает.
— Есть какие-то локации, которые вы еще не осваивали, но очень хотели бы?
— Конечно, есть, и они связаны с конкретными произведениями, которые мы мечтаем показать. Не секрет, что мы очень хотим поставить «Самсона и Далилу» Сен-Санса. И, конечно, это логично делать перед зданием Биржи, на Стрелке Васильевского острова. Там есть некоторые логистические проблемы, особенно сейчас, когда ремонтируют Биржевой мост, поэтому не хочется еще больше влиять на поток автомобилей. Надо чуть-чуть потерпеть. С другой стороны, у нас очень много постановок ждут своего звездного часа. Также мы понимаем, что, когда сработался с определенной площадкой, хочется возвращаться туда снова и снова. Поэтому и Екатерининский дворец в Пушкине стал, несомненно, любимым местом. Мы там всегда закрываем фестиваль, в этом году — в восьмой раз. Когда знаешь, как себя вести на площадке, это уже большая помощь.
— Недавно банк «Санкт-Петербург» подарил вам сборник «Опера для фортепиано» Гутхейля.
— Они нам подарили клавир оперы «Жизнь за царя» Глинки тех времен, когда она была написана. Конечно, это очень приятный и значительный подарок: держать в руках бумагу почти 200-летней давности — это удивительно. Мы сотрудничаем с банком уже много лет, совпадаем идеально. Я рад тому, что они не только являются спонсором фестиваля, а еще думают о нас, очень точно подбирая подарки.
— Будет ли прямая трансляция у фестиваля? Можно ли будет посмотреть в записи?
— Конечно. Мы начали делать прямые трансляции фактически с первого дня и оказались впереди всех, когда из-за пандемии были вынуждены ограничить количество зрителей. Если я правильно помню, в первый ковидный год, когда мы больше всего показывали оперу по интернету, набрали чуть ли не 1,3 млн просмотров. Трансляция — значительная часть нашего фестиваля. Мы не собираемся менять этот принцип — наоборот, каждый год увеличиваем число сайтов, где можно посмотреть выступления. Нами заинтересовался масштабный портал «Культура.РФ», и последние два или три года трансляции идут и на их сайте. Также нас традиционно поддержит телеканал «Санкт-Петербург». В эфире канала можно будет увидеть прямые трансляции опер «Царь и плотник» и «Золушка».
— В следующем году исполнится десять лет с момента, когда вы стали художественным руководителем театра «Мюзик-Холл». Если попробовать подвести предварительные итоги, что было сделано?
— Было сделано много — практически всё, что хотелось сделать. В первый рабочий день я просто сидел за столом и писал, что нужно поменять. Могу вам признаться, список был не маленький и не простой с точки зрения реализации. Он уже практически исчерпан: всё, что там было написано, было сделано. Слава богу, что и у меня, и у директора театра Юлии Николаевны Стрижак много идей, много желаний, и мы продолжаем выполнять свою функцию. Десять лет назад «Мюзик-Холл» потерял статус одного из ведущих театров Санкт-Петербурга — люди даже не знали, что есть такой театр. А теперь это один из основных игроков на театральном рынке города, что сложно отрицать: мы ставим оперы, оперетты, мюзиклы, у нас великолепные симфонические сезоны, где часто играются совершенно нетипичные для нас произведения. Если честно, я очень-очень доволен всем, что было сделано.
— И в следующем же году исполнится 100 лет Arena di Verona. Насколько это сложно — дирижировать в таком месте?
— Конечно, непросто, скажу честно и сразу. Но я помню комментарии после моего первого спектакля там, это как раз был «Ромео и Джульетта» в 2011 году. Концертмейстер оркестра, который играл под руководством разных дирижеров, сказал: «Фабио, респект! Ты как будто родился, чтобы дирижировать на Arena di Verona». Такой комплимент от такого концертмейстера дорогого стоит.
На Arena di Verona многое нужно решать интуитивно, потому что там расстояния совершенно другие, параметры, абсолютно не сравнимые ни с одной площадкой мира. Кому-то это удается, кому-то нет, и я рад, что со мной на арене всегда были солидные спектакли: я дирижировал большим количеством шедевров, в том числе «Аидой», «Травиатой», «Тоской». Очень благодарен судьбе за то, что так получилось.
В последний раз я был в Вероне до ковида. Как меня воспримут сейчас, не знаю: все привыкли, что я больше двадцати лет живу в России и уже стал в некоторой степени государственным человеком. Надеюсь, что разум победит.
— А вообще после 24 февраля не было мысли вернуться на родину?
— У меня — нет, не было. Не было никаких сомнений относительно того, что я останусь в России: это моя страна и уже одиннадцать лет, как я ее гражданин. Конечно, вопросы оттуда были, люди звонили, многие спрашивали: «Ну что, будешь возвращаться?» Ответ всегда был: «Нет, я останусь здесь».
— При этом проблема кэнселинга российской культуры действительно существует, как вы считаете? Или она скорее надуманная?
— К сожалению, не надуманная, это проблема, которая существует в действительности. Если бы это делал всего лишь один театр в мире, и то было бы ужасно. Когда таких театров пять, десять или двадцать,— еще хуже. Но на самом деле, процент тех, кто вообще не трогал русскую культуру, намного выше. Бывает, что отменой занимаются для того, чтобы больше внимания привлечь к себе: кто слышал название какого-нибудь маленького театра в Португалии, пока он не снял русские постановки? Я никогда не дирижировал в Португалии, думаю, там тоже есть профессиональные музыканты, но, согласитесь, гораздо больше на слуху такие имена, как Ла Скала, Опера де Пари, Метрополитен и так далее.
Кстати, думаю, что Ла Скала, объявляя, что следующий сезон они открывают «Борисом Годуновым», уже сожалеет о прекращении работы с Валерием Абисаловичем Гергиевым. Недопустимая ошибка — разрывать отношения с таким дирижером. Конечно, проблема кэнселинга существует. Считаю, в конце концов ни к чему это не приведет и вряд ли будет продолжаться долго.
— Как долго вы видите себя на сцене?
— Настолько же долго, сколько я буду жить. Очень часто говорят, что возраст на самом деле не в цифрах, а в ощущениях. Я уже не так молод, как был десять или двадцать лет назад, мне 56. Но, тем не менее, нет разницы в желании работать много и энергия пока присутствует. Я сейчас сижу в жюри конкурса Рахманинова вместе с такими людьми, как Владимир Иванович Федосеев — ему в этом году 90 лет. И вижу, что у него стремление музицировать, дирижировать до сих пор присутствует. Хороший пример для меня.
— Ваши дети интересуются музыкой? Если они захотят стать дирижерами, вы их поддержите?
— Думаю, да. Мой старший сын Стефан уже много лет играет на фортепиано. Хочу отметить, что играет он очень хорошо, у него получается. Если он сам захочет, музыка может стать его профессией на всю жизнь. Младший сын Лео еще маленький — ему три года. Я оставлю ему свободу еще года на два, а потом, конечно, начну подталкивать к фортепиано. Посмотрим, как он на это отреагирует. Но судя по тому, что, услышав любую мелодию, он может повторить и спеть точно в той же тональности, талант у него есть.
Автор: Наталья Лавринович
